Задание №2387

(1)Я весь в долгах. (2)Я в долгу перед Россией. (3)Хоть я и родился в Баку, где мои родители жили пару лет. (4)Кстати, когда я стал главным дирижёром «Американской симфонии» — Национального симфонического оркестра Америки, на пресс-конференции в клубе журналистов одна газетная дама решила продемонстрировать эрудицию и тоном, показывающим, что мне не удастся «скрыть тёмные пятна в моей биографии», спросила: «Вот вы говорите, что вы русский, а ведь на самом деле вы родились в Баку, значит, вы азербайджанец!» (5)Я говорю: «Ну и что? (6)Если кто-нибудь родится в Антарктиде, это значит, что он пингвин?»

(7)Но мой долг перед Россией — это долг не перед советской властью, это долг перед людьми, которые меня окружали, которым я обязан всем, и прежде всего тем, что именно я получил то, что им не досталось.

(8)Мой отец был великим виолончелистом. (9)Без преувеличения. (10)Я до сих пор не могу играть так, как отец. (11)Он был гениальным музыкантом. (12)Он играл на рояле с листа, как мог это сделать редкий пианист. (13)Чтобы я имел представление о музыкальной литературе, он покупал ноты и, едва принеся домой, играл мне с листа Рахманинова, Чайковского, и это уже во время эвакуации! (14)Я писал в то время фортепианный концерт, и отец считал необходимым расширять мой кругозор.

(15)Как пианист он играл всего Шопена. (16)Он и сочинял. (17)У него написаны четыре концерта для виолончели. (18)А как виолончелиста его знали и певцы, и музыканты, и дирижёры. (19)Он выступал с Неждановой и Головановым, с Гольденвейзером и Игумновым. (20)Он и с Собиновым выступал, знал Шаляпина, у меня хранится соната Рахманинова с надписью отцу, есть письмо Глазунова из Парижа, в котором он пишет отцу: «Никогда не забуду ваше блистательное исполнение моей любимой сонаты Шопена для виолончели».

(21)Но он никогда не искал признания, оваций, денег, спокойно оставаясь в тени. (22)Он и в Москву-то переехал из-за меня, чтобы я мог учиться здесь у лучших учителей. (23)Хотя лучшего, чем он, учителя я не знаю. (24)Но мы приехали в Москву, в нищенство, жили здесь в коммунальной квартире, где, кроме нас, жило ещё, наверное, человек сорок, у нас была полутёмная комната в Козицком переулке. (25)Когда я после шестнадцати лет жизни за рубежом снова приехал в Москву, я разыскал эту квартиру, и оказалось, что комната, где мы когда-то жили, вообще нежилая, это и прежде, до нас, был какой-то чулан, и сейчас снова стала она чуланом, а ведь мы там жили вчетвером.

(26)Когда в 1942-м в эвакуации не стало отца, у меня началась депрессия, я не хотел больше жить. (27)Вот тогда-то меня и стали брать с собой на гастроли артисты Малого театра оперы и балета. (28)Они хотели меня спасти. (29)Зимой, в жуткий холод, они отправились в Орск с мальчиком, тащившим за спиной казённую виолончель номер восемь.

(30)Нас ехало шестеро, я всех помню по именам. (31)Там были Ольга Николаевна Головина, солистка, Изя Рубаненко, пианист, аккомпаниатор, Борис Осипович Гефт, тенор, мой опекун в дальнейшем, Коля Соколов и Светлана Шеина — пара из балета, взрослые люди, заслуженные артисты. (32)И я. (33)Вошли мы в общий вагон, мне досталась боковая полка, на которую я и лёг, потому что ехали мы в ночь. (34)И сразу же погасили свет в вагоне, и каждый из взрослых стал не раздеваться, а, напротив, что-то дополнительно на себя надевать. (35)Потому что одеяльца нам выдали прозрачные.

(36)Мне нечего было на себя надеть, да и та одёжка, в которой я пришёл, была аховая. (37)Я скорчился под своим одеяльцем, и поезд тронулся. (38)Я никак не мог согреться и понял, что уже не согреюсь, в вагоне становилось всё холоднее. (39)Ночь, мрак, как в каком-то круге ада, умерший отец позади, впереди неизвестность, я еду куда-то никому не нужный. (40)И я, помню, подумал, как было бы замечательно сегодня во сне умереть. (41)И перестал сопротивляться холоду.

(42)Проснулся я в полной темноте, оттого что мне было жарко. (43)Одеяло стало почему-то толстым и тяжёлым. (44)Я пальцами в темноте начал перебирать его и обнаружил, что всего на мне лежит шесть одеял. (45)Каждый из ехавших со мной, не сговариваясь, в темноте укрыл меня собственным одеялом.

(46)Позже, когда меня уже лишили гражданства, я говорил друзьям, которые требовали от меня злобы: а вот за эти одеяла я ещё не расплатился. (47)И, может быть, никогда не расплачусь. (48)Вот эти пять артистов, мой отец и масса других людей, согревавших меня каждый по-своему, — это и есть моя страна, и я ей должен до сих пор.

(По М.Л. Ростроповичу)

Мстислав Леопольдович Ростропович (1927-2007) — советский и российский виолончелист, пианист и дирижёр, общественный деятель, педагог